Рукопись, письмо, автограф и фотографии Николая Рубцова.

1. Рукописная ...

Рукопись, письмо, автограф и фотографии Николая Рубцова.

1. Рукописная тетрадь Николая Рубцова. [Б.м.], дат. 1959-1965 гг. 9 с. 21×16,5 см. «Общая тетрадь» в цельнотканевой папке. Загрязнения папки. Первые четыре листа выпадают, небольшое загрязнение. Тетрадь заполнена не до конца. Содержит девять рукописных страниц на пяти листах.

На первом листе письмо, датированное 12.12.65: «Здравствуй Ларочка! На душе скверно. Тяготит прозябание. Если б ты знала, как хочется глотка свежего воздуха! Вчера был банкет. Положа руку на сердце — пьяный я нехорош. Душа болит, но пить больше не могу. А стихи хорошие написал. Впрочем, опять начинаю себя хвалить. А важно твое мнение. В Москву пока приехать не могу, адрес прежний. Буду ждать ответа! Н. Рубцов». Далее поэтом записаны стихотворения «Оттепель» («Нахмуренное, с прозеленью, небо...»), «Улетели листья», «Уборщица рабочего общежития», «Не пришла», «Праздник в поселке», а также знаменитое — «Букет»:

«Я буду долго гнать велосипед.

В глухих лугах его остановлю.

Нарву цветов.

И подарю букет

Той девушке, которую люблю...».

Под последним стихотворением дописано: «PS. Ларочка! Извини, машинки не было. Очень важно твое мнение! До скорого!».

2. Автограф Н. Рубцова на фотопортрете. 15,4×10,9 см. Наклеен на картон.

На обороте автограф:

«Лариса, слушай!

Я не вру нисколько —

Созвучен с сердцем

Каждый звук стиха.

А ты, быть может,

Скажешь: „Ну и Колька!“ —

И рассмеешься только:

ха-ха-ха!

Помни меня!

Н. Рубцов

21 октября — 59 г».

3. Фотография Николая Рубцова с гармошкой. 15,3×9,7 см.

Из воспоминаний А. Рачкова: «Общение с гармонью у Рубцова было особенное, свое. Когда он брал ее в руки, то словно совершал какое-то таинство. И ставил на колени не резко, как это иногда делают пьяные гармонисты, а мягко, как живое существо. И не рвал меха, а разводил их умиротворенно, благостно отдаваясь звукам и постепенно отдаляясь от окружающего мира, сливаясь с музыкой не только душой, но, казалось, и всем телом. Поза его была порой невероятной. Накинув ногу на ногу, он умудрялся их так сплести, что диво-дивное. Гармонь в таком случае поднималась на колене высоко, и Николай без труда склонял голову на нее подбородком или приникал щекой, как мать к ребенку. Уединение с гармонью могло длиться долго. В эти мгновения он исповедывался, думал, пел и плакал — все вместе».

4. Фотография Николая Рубцова с Анатолием Передреевым и Владимиром Дробышевым. 5,9×8,2 см. Запись карандашом на обороте.

5. Фотография Николая Рубцова в Кировском сквере Вологды / фот. Аркадий Кузнецов. 15×9,2 см.

К лоту прилагается заключение зав. отделом книжных фондов ГЛМ А.Ю. Бобосова, подтверждающее авторство рукописи и автографа, а также рукописное свидетельство поэта и писателя Станислава Куняева: «Свидетельствую! Познакомившись с тетрадью, в которой от руки написаны шесть стихотворений моего покойного друга поэта Николая Рубцова я не сомневаюсь, что они написаны его рукой... Письмо Рубцова, написанное на фотографии, и предисловие поэта в тетради на мой взгляд обращены к поэтессе Ларисе Васильевой, которая много раз подробно рассказывала мне о своих встречах и разговорах с Николаем Рубцовым». Отношения между Рубцовым и Васильевой были необыкновенно трогательные, по‐человечески теплые и поэтически возвышенные. Николай часто звонил Ларисе и они долго разговаривали. Позже Лариса Васильева вспоминала: «Годы спустя Станислав Куняев спросил меня:

— Неужели это с тобой Николай часами говорил по телефону?

— Почему ты спрашиваешь?

— Когда мы собирались большой компанией, спорили, пили, Николай бывало вдруг, в начале разговора, поднимался и говорил: „Пошел звонить Ларисе“. Мы были заинтригованы, какая Лариса?».

Лот обладает коллекционной ценностью музейного уровня.

Советская жизнь поставила уникальный эксперимент — два поэта, как два близнеца от искусства, шли своей дорогой, параллельной дорогой, иногда чуть ли не сталкиваясь на Невском проспекте в Ленинграде или где-то на железной дороге на Вологодчине (все это было возможно). И будучи незнакомыми друг с другом, доказали один и тот же тезис, который сейчас знают все: для своего признания нужно перейти в другой мир — у Рубцова — смерть, у Бродского — отъезд с Родины.